Архив

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.720

Современный марксистский подход к анализу коммунистической альтернативы глобальному капитализму не является утопическим, но в то же время выходит за рамки традиции «научного коммунизма». С точки зрения Маркса, коммунизм представляет собой исторический этап будущего, который не возникает ex nihil, а является закономерным продуктом эволюционных (количественных) и революционных (качественных) трансформаций капитализма, обусловленных социальными и экономическими противоречиями. Современные же марксисты (А. Бадью, Л. Альтюссер, Д. Бенсаид), напротив, считают, что коммунизм является абсолютным «разрывом», «внезапным событием», которое не имеет никаких причин в прошлом. Более того, само коммунистическое будущее не выступает у них закономерным итогом имманентного развития капитализма, а представляет собой только лишь некий «горизонт». Автор статьи показывает, что качественные – революционные – изменения не являются абсолютными, тотальными, внезапными и самопроизвольными разрывами, как представляют их Бадью, Альтюссер и др. Вслед за Марксом он утверждает, что эти изменения не возникают из ниоткуда. Напротив, есть сущностная связь между последовательной, количественной фазой развития и революционным, качественным прорывом, который и является ее итогом. Имеют место как непрерывность, так и дискретность. Революционный перелом может вполне казаться внезапным и непредсказуемым, но он никогда не случается совершенно неожиданно. Хотя капитализм находится в кризисной ситуации, сейчас нет никаких признаков наличия тех сил, которые, согласно теории Маркса, привели бы к его свержению и создали бы новое общество. Капиталистический мир продолжают раскалывать противоречия, описанные Марксом, что, несомненно, обусловит в итоге появление сил, которые его упразднят и создадут социалистическую форму общества. Автор не может доказать или продемонстрировать это, поскольку сейчас нельзя указать силы, которые необходимы для того, чтобы эта альтернатива была создана. С учетом вышесказанного, по существу, это дело веры: веры в коммунизм. Но здесь не просто слепая вера, проявляющая себя в понятии внезапного революционного события Бадью и его дематериализованной идеи коммунизма. Вера, присущая марксизму, сильно отличается от такой веры. Марксистская вера в коммунизм – это убеждение, что коммунизм не чистая идея, но действительная тенденция самой истории. Это убеждение основывается на марксистской теории истории и соответствующем анализе сил, действующих в капитализме.
Ключевые слова: марксизм, коммунизм, капитализм, история, разрыв, событие, детерминация, вера, А. Бадью.

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.2136

Ключевой марксистской категорией является категория общественно-исторической деятельности (практики). При рассмотрении марксистского представления о ней автор выделяет такое ее свойство, как проективность – мысленную, осознанную ориентацию на будущее. Успех человеческой деятельности зависит от того, насколько соответствуют целям и замыслам человека условия его деятельности, свойства его как субъекта и свойства используемых им средств. Утопизм, несбыточность, нереализуемость или, наоборот, реалистичность – все это является характеристикой степени данного соответствия. Следовательно, необходимо различать проективность и утопичность. Немарксистские концепции социальных утопий основаны на их смешении, что приводит либо к апологетике утопического сознания, либо к осуждению преобразовательных социальных проектов как таковых. В обоих случаях это зависит от политических предпочтений и не коррелирует с научной объективностью. Утопичность социальных проектов Нового времени Энгельс связывает с особым «способом понимания» общественного развития. В данной статье уточняется, что этот «способ понимания» состоит в методологической эклектике. На основе марксистских подходов автор формулирует три критерия утопичности. Первый имеет место, когда мыслитель пытается до мелочей предугадать будущее общественное состояние. Согласно второму утопизм заключается в несостоятельности средств, в их несоответствии исходному замыслу радикального преобразования общества. Третий критерий состоит в несоответствии объективных результатов воплощения социальных проектов их исходным замыслам притом, что проект сам по себе признается практически возможным. С учетом всего вышеперечисленного в статье анализируются социальные проекты Нового времени, особо останавливаясь на учениях Т. Мора, Т. Кампанеллы, Ф. Бэкона и Дж. Локка. Он приходит к выводу о воплощенной в них методологической и идеологической полифонии. В каждом из этих учений одновременно можно обнаружить черты как буржуазно-демократического (либерального), так и антибуржуазного (коммунистического/социалистического) направлений. Поэтому их недопустимо причислять к какой-либо одной идеологической доктрине.
Ключевые слова: социальные утопии, социальный проектизм, человеческая деятельность, Маркс, Энгельс, Мор, Кампанелла, Бэкон, Локк, утопи-
ческий социализм, методологическая полифония, идеологическая полифония, либерализм, коммунизм.

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.3760

В статье Бо Ротштейна обосновывается теория корреляции коррупции и доверия. На широком эмпирическом материале он показывает, что поведение людей в обществе, их готовность доверять другим людям и соблюдать общие правила игры в первую очередь зависят от их представлений о том, можно ли доверять институтам власти в этом государстве. Автор статьи утверждает, что недоверие к государственным органам и должностным лицам из-за их подлинной или мнимой коррумпированности и нечестности с неизбежностью порождает недоверие на межличностном уровне. Последовательно аргументируя этот тезис, Ротштейн выделяет и описывает три взаимосвязанных каузальных механизма, обусловливающих корреляцию между уровнем коррупции и общественным доверием: 1) мнение о государственных служащих; 2) мнение о других людях в целом; 3) мнение о себе. Вместе с тем Ротштейн замыкает свою теорию на идее человеческой природы, сущность которой он видит в стремлении к взаимности. Суть идеи взаимности состоит в том, что в своих действиях люди всегда исходят из своих представлений о возможных действиях других людей. Так, если они считают, что большинство их сограждан будут жульничать с налогами или давать взятки должностным лицам для получения желаемой выгоды или преимущества, то они будут действовать так же, чтобы не оказаться в проигрыше. В то же время принцип взаимности влияет на поведение людей и тогда, когда они полагают, что другие в большинстве своем будут соблюдать общие правила игры. Именно идея взаимности позволяет Ротштейну обосновать тезис о том, что уровень коррупции и доверия в обществе напрямую зависит от дизайна институтов.
Ключевые слова: общественное доверие, социальный капитал, коррупция.

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.6182

Автор статьи исходит из базовой гипотезы, что в позднемодерных обществах растет роль межличностного доверия, которое является фундаментальным условием успешной реализации стратегий органической модернизации, проектов развития общества открытого доступа, создания инклюзивных институтов, роста постматериальных ценностей и социального капитала граждан, общего снижения трансакционных издержек как все более значимых неэкономических факторов дальнейшего становления современных обществ. Указанные тенденции реализуемы в фоновых условиях доминирования рыночных обменов и сильной гражданской среды. В статье показано, что в российском контексте периферийный рынок, сложившийся под влиянием реформ в 1990-х гг., парадоксальным образом не создал, а, наоборот, разрушил у большинства населения ценностно-институциональную основу для формирования модерной модели межличностного доверия. Тенденции огосударствления общественной жизни связаны с сокращением среднего класса и модерных социальных групп, черпающих автономию и ресурсы преимущественно в рынке и гражданских структурах. В условиях реализации модели выживания автономия рыночных обменов сужается на фоне укрепления иерархических механизмов распределения государством сократившихся ресурсных потоков. В результате в социальной стратификации общества происходит рентно-сословный сдвиг. Рентно-сословные элиты выстраивают социально-политическую конфигурацию, в которой граждане, в массе своей не доверяющие друг другу, компенсируют взаимное отчуждение доверием к государству и его агентам, образуя специфический антимодерный консенсус как основу социального порядка. При этом люди со значимым социальным капиталом не проявляют высокого доверия к российским институтам, одновременно показывая больший уровень межличностного доверия. Расхождение типов доверия в разных социальных группах указывает на принципиальный разрыв. Это конфликт между наиболее модернизированной частью общества со своим видением организации социально-политического порядка и элитами, ищущими опоры для рентно-сословного социального порядка у целенаправленно поддерживаемых ими до- и антимодерных социальных групп. Данное противоречие представляется наиболее вероятным катализатором будущих социальных трансформаций российского общества, проявляясь в экономическом, культурном, поколенческом и географическом измерениях.
Ключевые слова: антимодерный консенсус, государство, доверие, конфликт, модернизация, рынок, социальный капитал, стратификация.

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.106119

Статья посвящена правовому анализу изменений территориальных основ местного самоуправления в России, касающихся введения нового вида муниципального образования – внутригородского района. Дана характеристика особенностям создания и отдельным элементам данного вида муниципалитета. Отдельные позиции в статье посвящены опыту внедрения новых видов муниципальных образований в г. Челябинске, в котором, в отличие от двух других территорий (г. Самара и г. Махачкала), закрепивших на законодательном уровне такую возможность, процесс реализации данного проекта не остановился на этапе правового регулирования, а получил логичное завершение в виде формирования самостоятельных муниципалитетов. В статье рассматривается вопрос о необходимости и целесообразности введения в законодательство новой формы территориального устройства через призму декларируемых инициаторами целей, касающихся имеющей место отдаленности общегородской муниципальной власти от населения, что отрицательно влияет на обеспечение жизнедеятельности населения. В работе достаточно подробно исследуются особенности процедуры создания внутригородских районов, обращается внимание на пробелы в законодательстве, регламентирующем эту процедуру, в частности по таким вопросам, как учет мнения населения при подобных преобразованиях;
численность депутатского корпуса; сроки работы ранее сформированных органов местного самоуправления и отсутствие переходного периода. В рамках правового анализа выявлены обозначившиеся проблемы, связанные с уходом от прямых выборов при формировании органов местного самоуправления городского округа с внутригородским делением; разграничением полномочий и имущества между городским округом и составляющими его внутригородскими районами; слабым уровнем бюджетной обеспеченности внутригородских районов; с определением статуса
органов территориального общественного самоуправления и порядка отзыва выборных должностных лиц. Также сформулированы предложения по совершенствованию законодательства, касающиеся усиления статуса внутригородских районов и разрешения возникших проблем при взаимодействии с городским округом, в который они входят. Наряду с этим обозначены потенциально новые правовые проблемы, требующие дальнейшего решения.
Ключевые слова: территориальные основы местного самоуправления, внутригородской район, городской округ с внутригородским делением, органы местного самоуправления, вопросы местного значения.

http://doi.org/10.17506/ryipl.2016.17.1.83105

В статье рассматривается отношение к концепции приоритета прав и свобод человека как важного правового принципа либерализма в российской и зарубежной юридической литературе и конституционном законодательстве. Критически анализируется подход, отвергающий наличие данной концепции в рамках либеральной теории, а также отрицающий высшую ценность или приоритетность прав и свобод человека в целом, то есть и в теории, и на практике. Обсуждается понимание мировых стандартов демократии и либерализма в российской и зарубежной литературе. Отмечается, что идея приоритета прав человека заложена в фундамент либерализма и связана как с достоинством и свободой личности, так и с другими идеями, например идеями естественного права, правового государства и верховенства права. В статье подчеркивается, что приоритет прав человека не имеет ничего общего с абсолютизацией и гипертрофией этих прав. Последние противопоставляются не интересам общества, а полномочиям государственного аппарата. Если отрицать или даже просто не защищать приоритет прав человека, то не остается ничего другого, как утвердить приоритет государственной власти и ее представителей – государственных служащих. Любая государственная власть, в том числе и демократическая, должна быть ограничена правами человека, которые и оказываются в таком случае выше, важнее и приоритетнее ее. Государство – это средство для защиты прав человека, которые, будучи целью (И. Кант), являются главным, ведущим, приоритетным началом в этой паре категорий. Средство, хотя оно и крайне необходимо для достижения цели, всегда есть нечто вторичное, подчиненное, обладающее порой, как в случае с государством, значительной силой, от которой нужно защищать отдельного индивида, что и полагает одной из своих задач либерализм. Либерализм говорит о первичности индивида по отношению именно к государству, а не к обществу, что часто путают в российской литературе, когда критикуют формулу о приоритете прав человека перед государством, приписывая ей то, что она противопоставляет индивида обществу, а не государству. Государственная власть, даже демократическая, не выполняет свою миссию по защите прав человека автоматически: гражданское общество должно быть достаточно зрелым, чтобы стимулировать эту деятельность государства. Рассматривая отношение Запада к идее прав и свобод человека и их приоритетности, автор поясняет, почему об этой идее сегодня не говорят там так много, как, например, в российской политико-правовой литературе.
Ключевые слова: приоритет прав человека; права и свободы человека; либерализм; демократия; государство; личность и государство; правовое государство; конституционализм.