Архив

Задачей статьи является сравнительное историко-философское рассмотрение понятий семантического мира, введенного в отечественную философскую науку советским мыслителем В.В. Налимовым, и хронотопа, обоснованного в трудах выдающихся российских ученых А.А. Ухтомского и М.М. Бахтина, с целью раскрытия и описания сущностного общефилософского значения данных категорий в их взаимном пересечении. На основе развернутого анализа текстов основных сочинений В.В. Налимова и М.М. Бахтина автор демонтирует концептуальное единство и убедительное сходство понятий семантического мира и хронотопа, обусловленные имманентно присущим им онтологическим основанием. Категории семантического мира и хронотопа характеризуют ценностную и бытийную полноту человеческой жизни, акцентируют сущностный экзистенциально-этический смысл индивидуальных поступков, определяющих место и роль личности в структуре мироздания. С помощью историко-философского анализа одного из ключевых произведений раннего периода творчества М.М. Бахтина – известной работы «К философии поступка» – раскрыто и обосновано экзистенциально-метафизическое значение хронотопичности человеческого бытия, в котором пространственно-временное единство окружающего мира оказывается наделенным человеческими ценностями и смыслами. Таким образом, хронотоп мироздания предстает подлинно человеческим, семантическим миром, ареной развертывания индивидуальной жизни личности, событийного ряда ее существования. Человеческая жизнь становится имманентно включенной в хронотопное семантическое целое мирового феномена. Категории семантического мира и хронотопа манифестируют, следовательно, сущностное онтологическое и экзистенциальное значение, позволяющее им выступить в качестве фундаментального основания дальнейшего развертывания и конструирования полноценной онтологии события, которая является одним из важнейших метафизических направлений современной западноевропейской и российской философии.

Ключевые слова: хронотоп, семантический, мир, бытие, онтология, Ухтомский, Бахтин, Налимов

Восприятие познающим субъектом не зависящей от него реальности, несмотря на историческое первенство и соответствие интуиции обыденного сознания, в процессе развития феноменологической теории познания утрачивает значение источника новизны содержаний сознания и основы всякого приобретенного знания. Поводом для отрицания восприимчивости является невозможность установления соответствия между несвязанными чувственными данными и понятиями, выполняющими функцию единства. Полагание исходных связей результатов восприимчивости также не решает проблему познания «самих вещей», поскольку эти связи отличны от связей воспринимаемых вещей.
Отрицая восприимчивость к иному, феноменологи объясняют разнообразие и новизну явлений двумя альтернативными способами. Первый из них – это утверждение, что вещи мира с их неизвестными и лишь постепенно открываемыми во времени горизонтами образуются в результате пассивного синтеза (Э. Гуссерль), а второй – утверждение, что условие познания заключается в изначальной открытости бытия (М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти). В статье подчеркивается, что Гуссерль отрицает восприимчивость, поскольку для него феноменология должна быть эгологией, то есть должна находить исчерпывающее объяснение мира в самой субъективности. Согласно Гуссерлю, результаты пассивного синтеза, с одной стороны, являются продуктами субъективности, а с другой – образуют поле предметов, предданных активному эгологическому синтезу и обусловливающих его возможность. Автор утверждает, что гуссерлевская постановка вопроса о том, что именно в субъективности следует искать основание нашего сознания мира, оказывается верной. Концепции, постулирующие изначальную открытость сознания для иного, упускают из виду этот важный момент и в результате сталкиваются с принципиальными трудностями. Что касается предлагаемого Гуссерлем решения проблемы, то оно также не приемлемо. В процессе исследования выявляется необходимость нового обращения к понятию восприимчивости и переосмысления его таким образом, чтобы оно могло стать рабочим «инструментом» трансцендентально-феноменологической теории познания.
Ключевые слова: трансцендентальная философия, феноменология, восприятие, субъективность, восприимчивость, миф о данных, пассивный синтез

В статье рассматриваются проблемные вопросы отражения этнического фактора в организации территории государства, анализируются cовременные подходы к пониманию природы этничности, этнических общностей, а также их коллективной правосубъектности; исследуется связь между этническими общностями и территорией. Придерживаясь конструктивистских взглядов на этничность и понимая ее как результат индивидуального выбора каждого человека, автор тем не менее считает допустимым использование категории «этническая группа» для анализа процессов, связанных с политико-территориальным устройством государства. В статье аргументируется тезис о том, что феномен многонационального государства, к атрибутам которого относятся этнический федерализм и национально-территориальная автономия, не есть порождение «советского» понимания «национального вопроса»; он отражает глобальные тенденции, начавшиеся с появлением государств-наций. Утверждается, что логика национализма, сопровождавшего формирование европейских наций, в ряде государств была спроецирована на этниче-ские меньшинства, которые в результате стали рассматриваться как «внутренние нации». Предоставляемая этническим регионам территориальная автономия при этом воспроизводит основные черты государства-нации в качестве его «облегченной» версии. По мнению автора, этнический федерализм и национально-территориальные автономии возникали в тех государствах, где существовал внутренний этнонационализм и были сильны позиции региональных этнических элит. Учет этнического фактора в государственном устройстве чаще всего носит вынужденный характер и является результатом компромисса, достигнутого между этническими элитами и политическим руководством страны. В странах, правительства которых либо не сталкивались с региональным этнонационализмом, либо обладали достаточными ресурсами для его подавления (например, путем принудительной ассимиляции), выбиралась модель мононационального государства, не предполагавшая каких-либо уступок в виде территориального обособления этнических общностей или специального статуса занимаемых ими регионов. Однако даже в таких государствах сегодня возможен ренессанс этнонационализма.

Ключевые слова: этничность, этническая общность, государственная территория, государственное устройство, нация, многонациональное государство, этнотерриториальная фрагментация, федерализм, территориальная автономия, национальные меньшинства

Либерализм появляется в Испании в начале XIX в. как спонтанное народное движение против наполеоновского абсолютизма. Нация обретает самосознание, благодаря чему в Испании зарождается политический модерн. Особенность испанской политической реальности заключается в том, что в Испании, в отличие от других стран, либералы борются за возведение на престол Фердинанда VII, а не против монархии как таковой, как это было, например, во Франции. Отношения либерализма с монархией придают ему весьма специфический характер. Идеологически это оригинальный либерализм, потому что он происходит от сугубо национальной политической реальности – так называемой средневековой испанской монархии, основанной Католическими королями и ценимой как умеренными либералами, так и правыми радикалами. Эта политическая форма является для испанского либерализма основополагающим мифом и предшественницей современной конституционной монархии. Испанский либерализм – это не реализованная до конца попытка, он так и не обрел своего политического тела и оказался несовместимым с интересами народных масс, что и привело к гражданской войне 1936–1939 гг.

Ключевые слова: либерализм, испанская монархия, суверенитет, современный конституционализм, Испания XIX в.

Исследования в области юридической антропологии активно развиваются в России последние два десятилетия. Однако, как указывает автор, место этой дисциплины в системе наук о человеке и обществе до сих пор остается предметом дискуссий. Среди отечественных ученых нет единства в плане определения ее объекта и предмета, структуры науки; не разработан общепринятый категориальный аппарат. Современное гуманитарное знание, в том числе антропологическое, характеризуется междисциплинарностью. Это, с одной стороны, открывает широкие эвристические перспективы, а с другой – порождает определенные трудности гносеологического плана, наиболее очевидная из которых – проблема переводимости знания с языка одной дисциплины на язык другой. Поскольку юридико-антропологические исследования ведутся как учеными-юристами, так и антропологами, а часто и специалистами из других общественных наук, то для обеспечения синергии их исследовательских усилий возникает необходимость выработки единого, однозначно понимаемого всеми учеными языка юридической антропологии, что требует целенаправленных усилий всего исследовательского сообщества по формированию «терминологических конвенций». Это предполагает публичную дискуссию с участием широкого круга ученых, пришедших из разных дисциплин, но объединенных общей антрополого-правовой проблематикой исследований. Охарактеризовав основные методологические подходы, сосуществующие в современной российской юридической антропологии, автор статьи намечает наиболее перспективные линии, по которым могла бы развернуться такая дискуссия. Как один из возможных вариантов представлено авторское видение объекта, предмета, структуры науки. Рассмотрена одна из наиболее перспективных теорий, претендующих на роль философского фундамента юридико-антропологических исследований – энергийная антропология.

Ключевые слова: юридическая антропология, антропология права, методология науки, парадигма, исследовательский подход, энергийная антропология

В статье на основе сравнительно-правового и исторического методов рассматривается тезис о негосударственной сущности нижнего уровня публичной власти, о так называемых общественных началах в природе местного самоуправления. Автор указывает, что противопоставление общественных начал государственной природе местной власти вступает в прямое противоречие с представлением о местном самоуправлении как о форме народовластия, способе осуществления народом принадлежащей ему власти, и подчеркивает, что публичный характер муниципальной власти предопределяет императивность любых предписаний, от нее исходящих. Отдельно исследуются вопросы взаимодействия органов местного самоуправления и органов государственной власти. На основе анализа юридических конструкций, материалов практики, форм взаимоотношений государственной и местной властей, автор утверждает, что фактически органы местного самоуправления на сегодняшний день представляют собой нижний уровень единой государственно-муниципальной системы публичной власти – какие-либо отличия муниципальной власти от государственной власти, обусловленные ее «особой природой», не выявляются, и исходя из этого делает общий вывод об отсутствии так называемой негосударственной сущности органов местного самоуправления. Далее доказывается несостоятельность положения о том, что действующее федеральное законодательство предполагает какую-либо особую институциализацию муниципальной власти, а также исследуются выводы теоретиков о государственной и негосударственной природе местного самоуправления. С учетом этих выводов, автор рассматривает понятия «интерес» и «публичный интерес». Как известно, классическое применение понятия «интерес» в российском праве связано либо с интересами государства, либо с интересами общества (или отдельных его представителей – скажем, гражданское право часто обращается к такому понятию, как «законные интересы граждан»). С помощью же термина «публичный интерес» делается попытка объединить различающиеся по содержанию виды интересов – частный и общественный. Но публичный интерес не есть просто интерес общества, это интерес общества, санкционированный (признанный и публично выраженный) властью. На разных уровнях публичной власти он трансформируются в различающиеся, даже взаимоисключающие потребности, и задача государства – найти и юридически закрепить механизмы, которые позволили бы выстраивать баланс таких интересов, подчинение их общему благу. В связи с этим автор статьи приходит к выводу о том, что, как только какой-либо публичный интерес объективируется правом, он становится общим для всей системы публичной власти; баланс интересов основан на принципе внутреннего непротиворечия. Ярким примером, подтверждающим данный тезис, является соблюдение принципа целевого использования муниципального имущества, включая наличие исчерпывающего пообъектного перечня имущества, предназначенного для решения вопросов местного значения. Однако, как только этот публичный интерес изменился, были изменены и правила, связанные с ним: соответствующие перечни были исключены из федерального закона. Приведенные аргументы, а также исследованные взгляды экспертов на соотношение понятий, полагает автор, свидетельствуют, что понятия «государственный интерес» и «публичный интерес» соотносятся как общее и целое, а именно государственный интерес – это неотъемлемая часть более широкого публичного интереса.

Ключевые слова: государственная власть, местное самоуправление, публичная власть, самостоятельность местного самоуправления, муниципальная власть, население муниципального образования, негосударственная сущность органов местного самоуправления, природа муниципальной власти

В статье показано, что в основе аксиологии защиты прав человека в современном мире лежат, преимущественно, представления о непартисипаторной (элитарной) демократии. В соответствии с ними важнейшие публично-властные решения принимают органы власти, граждане же участвуют в механизме согласования интересов посредством голосований. В связи с этим ценностной доминантой защиты прав человека является политика интересов, базирующаяся на решениях большинства, выражающих устремления ведущих акторов политической деятельности. Доминирующей стратегией выборных органов власти становится конституционализация норм о правах человека в целях их судебной защиты. При этом права человека воспринимаются гражданами как установленные властью и дарованные ею. Автор показывает, что недостаток такой стратегии заключается в постоянно сохраняющейся угрозе ограничения прав человека со стороны государства. Препятствовать этой угрозе, по его мнению, необходимо не путем отдельных институциональных усовершенствований, а посредством освоения ценностей делиберативной демократии. Им приводится сравнительный анализ ценностей элитарной и делиберативной демократии, подтверждающий тезис о том, что смещение акцента на коммуникативный дискурс в аксиологии защиты прав человека способствует выработке новой стратегии защиты прав человека. Эта стратегия ориентируется на согласование и артикуляцию интересов широкого круга лиц, воспринимающих права человека как общее благо. На основе выработанного подхода автор статьи исследует различные формы проявления делиберативной демократии в аксиологии прав человека, подчеркивая значимость ценностей гражданского контроля и других форм гражданского участия в защите прав человека. Автор приходит к выводу о перспективности партисипаторной модели защиты прав человека в современном мире.

Ключевые слова: права человека, защита прав человека, аксиология защиты прав человека, непартисипаторная демократия, делиберативная демократия, ценностные доминанты непартисипаторной демократии, ценностные доминанты делиберативной демократии